Опубликованы в журнале "Знамя" 12
Зимнее утро
Когда в Москве пойдёт снежок —
Волокна будто вата —
Я снова напишу стишок,
Я незамысловата.
Пойдёт снежок, взойдёт душок
Над огненной духовкой...
И кто-то сдвинет рычажок
В моей груди неловкой.
Я замурую муравья
В янтарное колечко.
Прошу тебя, любовь моя,
Прими моё сердечко!
Я к сургучу прижмусь кольцом
В своей каморке жаркой.
Ты был и будешь гордецом,
А я — твоей служанкой.
Когда закончится снежок,
И нас покинет ёлка —
Я подарю тебе стишок
В конвертике из шёлка.
И ты получишь мой конверт,
И на груди припрячешь.
И тихо поглядишь наверх —
Но так и не заплачешь.
Между
Между небом и землёй,
Между летом и зимой.
Между зрением и слухом —
Там натянут голос мой.
Между башней и стеной.
Между миром и войной.
Между сахаром и солью —
Там рассыпан голос мой.
Между мужем и женой.
Между болью и виной.
Между маленьких и взрослых —
Там берётся голос мой.
Там, прозрачны и тихи,
Чутко спят мои стихи.
Их никто будить не должен —
Они слепы и глухи.
Как младенцы-короли,
Как котята всей Земли.
Если б мы их разбудили —
Мы б уже уснуть могли.
Ночная дудочка
Играет дурочка на дудочке.
Она совсем не дурачок!
И в темноте у ней, у дурочки,
Чудесно светится зрачок.
У ней не строгая, не гладкая
Серебряная голова.
Затем и жизнь её несладкая,
Чтоб были сладкими слова.
Без лишних слов вздохнула дудочка.
Был невелик её мотив.
Без лишних снов уснула дурочка,
Себя руками обхватив.
Виолончельки, контрабасики —
Она не слышит никого.
И никакой не знает классики,
Кроме колодца своего.
Играет дурочка на дудочке,
И, будто дочка и сынок,
С ней на пороге тесной будочки
Сидят котёнок и щенок.
Всё выше, всё прямее улица —
Та, где светло без фонарей.
Она оденется, обуется —
И уведёт с собой зверей.
Куда деваться?
Куда человеку деваться?
Одеваться там, раздеваться.
Облачаться, разоблачаться,
И здороваться, и прощаться...
Куда человеку деваться?
А вдруг начнут издеваться?
А вдруг не дадут одеться?
И куда тогда ему деться?
Вдруг крикнут: "Тут не садиться!
Это место вам не годится.
А вот тут, пожалуй, садитесь,
Вы на большее не годитесь”.
И на колени поставят.
И ствол к голове приставят.
Скажут: "Молчать, бояться!”
А сами давай смеяться...
А куда же ему деваться?
Нельзя ему зазеваться.
Расслабиться, расточиться —
Ведь тут-то всё и случится.
Возьмутся, как обещали.
Всё видели, не прощали.
Запнёшься, оторопеешь
И ничего не успеешь.
И куда, ещё скажут, девался?
Может, всё-таки, издевался?
Меж нами не помещался.
Исчез — и не попрощался.
А куда человеку деваться?
Одеваться там, раздеваться.
Облачаться, разоблачаться,
И здороваться, и прощаться.
Девочка с акулой
Неярко светит уха нежная мочка.
Покуда девочка ещё не уснула.
У моей внучки — разлюбимая дочка.
Признаться, это небольшая акула.
Дитя исполнено заботы и ласки,
А я поддакиваю пафосно, бодро:
Ты загляни в её блестящие глазки!
Ты посмотри, какая добрая морда...
Акула плюшевая, в общем, нестрашно.
Хоть бутафорская, но гадостно что-то.
А вот ребёнок полюбил её страстно,
И что я сделаю против анекдота?
Так говорят, мешая юмор и краски.
Я озираюсь и не выгляжу бодро.
Ты загляни в её блестящие глазки!
Ты посмотри, какая добрая морда...
Давно, любовь, я не дружу с твоей кодлой.
Ты полоумная, дикарь и агрессор.
Чего ты тычешься тупой своей мордой?
В твоих делах дитя-трёхлетка — профессор.
| 
