Случайно наткнулся на воспоминания Бунина.
Дяденька там раскатал почти всех своих современников по асфальту.
Чего стоят хотя бы его воспоминания о Есенине.
Думаю, юные поклонницы Есенина, прочитав этот отрывочек, рухнули бы в обморок... 
"Художетвенный театр имени Горькаго". Да что! Это капля в море. Вся Россiя, переименованная в СССР, покорно согласилась на самые наглыя и идiотскiя оскорбленiя русской исторической жизни: город Великаго Петра дали Ленину, древнiй Нижнiй Новгород превратился в Город Горькiй, древняя столица Тверского Удельнаго Княжества, Тверь, - в Калинин, в город какого-то ничтожнейшаго типографскаго наборщика Калинина, а город Кенигсберг, город Канта, в Калининград, и даже вся русская змиграция отнеслась к этому с полнейшим равнодушiем, не придала зтому ровно никакого значенiя, - как, например, тому, что какой-то кудрявый пьяница, очаровавшiй ее писарской сердцещипательной лирикой "под гармонь, под тальянку", о котором очень верно сказал Блок: "У Есенина талант пошлости а кощунства", в свое время обещал переименовать Россiю Китежа в какую-то "Инонiю", орал, раздирая гармонь: Ненавижу дьiханiе Китежа!
Обещаю вам Инонiю!
Богу выщиплю бороду!
Молюсь ему матерщиною!
Я не чета каким-то там болванам,
Пускай бываю иногда я пьяным,
Зато в глазах моих прозренiй дивных свет -
Я вижу все и ясно понимаю,
Что эра новая не фунт изюму вам,
Что имя Ленина шумит, как ветр, по краю!
За что русская эмиграцiя все ему простила? За то, видите ли, что он разудалая русская головушка, за то, что он то и дело притворно рыдал, оплакивал свою горькую судбинушку, хотя последнее уж куда не ново, ибо какой "мальченка", отправляемый из одесскаго порта на Сахалин, тоже не оплакивал себя с величайшим самовосхищенiем?
Я мать свою зарезал,
Отца сваво убил,
А младшую сестренку
Невинности лишил...
Простила и за то, что он - "самородок", хотя уж так много было подобных русских самородков, что Дон Аминадо когда-то писал:
Осточертели зти самые самородки
От сохи, от земли, от земледелiя,
Довольно этой косоворотки и водки
И стихов с похмелiя!
В сущности, не так уж много
Требуется, чтобы стать поэтами:
Запустить в Господа Бога
Тяжелыми предметами,
Расшвырять, сообразно со вкусами,
Письменныя принадлежности,
Тряхнуть кудрями русыми
И зарыдать от нежности...
Первые шаги Есенина на поэтическом поприще известны, поэт Г. В. Адамович, его современник, лично знавшiй его, разсказал о них наиболее точно: "Появился Есенин в Петербурге во время первой мiровой войны и принят был в писательской среде с насмешливым удивленiем. Валенки, голубая шелковая рубашка; с пояском, желтые волосы в скобку, глаза долу, скромные вздохи: "Где уж нам, деревенщине!" А за этим маскарадом - неистовый карьеризм, ненасытное самолюбiе и славолюбiе, ежеминутно готовое прорваться въ дерзость. Сологуб отозвался о нем так, что и повторять в печати невозможно, Кузьмин морщился, Гумилев пожимал плечами, Гиппiус, взглянув на его валенки в лорнет, спросила: "Что это на вас за гетры такiя?" Все это заставило Есенина перебраться в Москву и там он быстро стал популярен, примкнув к "имажинистам". Потом начались его скандалы, дебоши, "Господи, отелись", приступы манiи величiя, Айседора Дункан, турнэ с ней по Европе и Америке, неистовые избiенiя ея, возвращенiе в Россiю, новыя женитьбы, новые скандалы, пьянство - в самоубiйство..."
Добавлено (25.03.2011, 01:18)
---------------------------------------------
продолжение...
Очень точно говорил и сам Есенин о себе, - о том, как надо пробиваться в люди, поучал на этот счет своего прiятеля Марiенгофа. Марiенгоф был пройдоха не меньше его, был величайшiй негодяй, это им была написана однажды такая строчка о Богоматери, гнусней которой невозможно выдумать, по гнусности равная только тому, что написал о Ней однажды Бабель. И вот Есенин все-таки поучал его:
"Так, с бухты барахты, не след лезть в литературу, Толя, тут надо вести тончайшую политику. Вон смотри - Белый: и волос уж седой, и лысина, а даже перед своей кухаркой и то вдохновенно ходит. А еще очень невредно прикинуться дурачком. Шибко у нас дурачка любят. Знаешь, как я на Парнас всходил? Всходил в поддевке, в рубашке расшитой, как полотенце, с голинищами в гармошку. Все на меня в лорнеты, - "ах, как замечательно, ах, как генiально!" - А я то краснею, как девушка, никому в глаза не гляжу от робости.... Меня потом по салонам таскали, а я им похабныя частушки распевал под тальянку... Вот и Клюев тоже так. Тот маляром прикинулся. К Городецкому с чернаго хода пришел,- не надо ли, мол, чего покрасить, - и давай кухарке стихи читать, а кухарка сейчас к барину, а барин зовет поэта-маляра в комнату, а поэт-то упирается: "где уж нам в горницу, креслица барину перепачкаю, пол вощеный наслежу... Барин предлагает садиться - Клюев опять ломается, мнется: да нет, мы постоим..."
Интересны были и воспоминанiя Родiона Березова, его бывшаго прiятеля, напечатанныя в "Новом Русском Слове" в Нью-Йорке.. Березов писал о Есенине с умиленiем:
- Помнишь, Сережа, спрашивали Есенина его сверстники, парни того села, откуда он был родом и куда порой наезжал, - помнишь, как мы вытянули с тобой бредень, а там видимо-невидимо золотых карасей? Помнишь ночное, печеную картошку?
И Есенин отвечал:
- Все помню, братцы, вот что было в Нью Иорке на банкетах в мою честь, забыл, а наше, родное помню...
Но рубашки он носил, по словам Березова, только шелковыя, галстуки и ботинки самые модные, хотя читал свои стихи публично тоже как "глубоко свой парень", покачивая кудрявой головой, слегка выкрикивая концы строк и, конечно, не спроста напоминая, что он скандалист, хулиган, "разудалая Русь":
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимыя дали,
Первый раз я запел про любовь,
Первый раз отрекаюсь скандалить...
Чем тут, казалось бы, восхищаться? Этой лирикой мошенника, который свое хулиганство уже давно сделал выгодной профессiей, своим вечным бахвальством, как и многими, прочими своими качествами?
Синiй май.
Заревая теплынь.
Не прозвякнет кольцо у калитки.
Липким запахом веет полынь,
Спит черемуха в белой накидке...
Дело происходит в мае, в саду, - откуда же взялась полынь, запах которой, как известно, сухой, острый, а вовсе не липкiй, а если бы и был липкiй, то не мог бы "веягь"?
Дальше, несмотря на спящую черемуху, -
Сад полышет, как пенный пожар,
И луна, напрягая все силы,
Хочет так, чтобы каждый дрожал
От щемящаго слова "милый"...
Желанiе луны понятно, - недаром Бальмонт утверждал, что даже "каждая ящерица ищет щемящих ощущенiй"; но опять: откуда взялись в зтой заревой теплыни полыхающей пенным пожаром сад и такая неистовая луна? И кончается все это так:
Только я в эту тишь, в эту гладь,
Под тальянку веселаго мая,
Не могу ничего пожелать,
Все, как есть, без конца принимая...
Тут май оказался уже веселым и даже тальянкой; но и это не беда: восхищаются...
Добавлено (25.03.2011, 01:19)
---------------------------------------------
окончание...
Он любил песню, рязсказывал Березов: "Мы часто встречались с ним в редакции журнала Красная Новь. Песни он мог слушать везде и всегда. Вот картинка: Есенин в черном котелке и модном демисезонном пальто "раглан", в лаковых полуботинках, с тростью в левой руке, облокотившись на выступ книжнаго шкапа, слушает, а мы поем..." Рисовал Березов и другiя "картинки" -как жил и как "творил" Есенин (игравшiй и другiя роли, уже не хулиганскiя):
"Жил Есенин в Брюссовском переулке, в большом доме на восьмом этаже. Из окна комнаты открывался вид на Кремль. Комната эта принадлежала Гале Бениславской, которая стала его женой. Прiятныя, светлыя обои, изящныя гравюры. На письменном столе порядок. На обеденном, посреди комнаты, темная скатерть, ваза с фруктами. У одной из стен кушетка о красивыми подушками. У другой кровать, застеленная шелковым самаркандским покрывалом... В воскресенье Есенин творит, Галя не хочет ему мешать и с утра уезжаст за город. Они ходит одна по полям и рощам и думает о том, что в эти минуты из под его пера выливаются проникновенныя строки. Мы сидим у обеденнаго стола, Есенин рассказывает нам о своей поездке в Америку, о мучительной тоске, пережитой им за океаном, о слезах, пролитых им, когда он очутился на родной земле и увидел покорные всем ветрам, стройные березки. Вот он идет в коридор, поднявшись, слышим его шепот: "Груша, сходите за цветами, купите самых красивых". Я знал, что когда к сердцу Есенина подкатывает волна вдохновенiя, он одевается по праздничному, как для обедни, и ставит на письменный стол цветы. Все его существо уже захвачено стихiей творчества. Мы уходим, навстречу нам Груша с цветами, а в это время Галя Бениславская одиноко бродит за городом и молится небу, цветам, голубым озерам и рощам за раба Божiя Сергея и за его вдохновенное творчество..."
Я читал все это, чувствуя приступы тошноты. Нет, уж лучше Маяковскiй! Тот, по крайней мере, разсказывая о своей поездке в Америку, просто "крыл" ее, не говорил подлых слов "о мучительной тоске" за океаном, о слезах при виде березок...
О Есенине была в свое время еще статья Владислава Ходасевича в "Современных Записках": Ходасевич в этой статье говорил, это у Есенина, в числе прочих способов обольщать девиц, был и такой: он предлагал намеченной им девице посмотреть разстрелы в Чека, - я, мол, для вас легко могу устроить это. "Власть, Чека покровительствовали той банде, которой Есенин был окружен, говорил Ходасевич: она была полезна большевикам, как вносящая сумятицу и безобразiе в русскую литературу..."
Добавлено (25.03.2011, 01:23)
---------------------------------------------
Собственно, сама ссылка:
http://bunin.niv.ru/bunin/bio/vospominaniya-bunina-1.htm
