Плетение душ

Вся многогранность мира ложится на белый лист. Ночь напролёт в сердце – биение строк. Сущность бытия иль иллюзорность нави взрывают мозг, швыряют в никуда осколки расплавленных мыслей.

Я смотрю сквозь квадрат окна в небесную твердь, где покрывало облаков застит свет звезд. Их я не вижу, но подсознанием угадываю манящие точки, а на листе бумаги остаются строки…

Проза жизни в мелодии слов. Поэзию Вселенной творит подсознанье. В бесконечность время стремится. И тени, неясные тени тех, что канули в тысячи лет, меня принимают  в свой круг – плетение строк, плетение рук, плетение душ.

Былая Рось

Цвет папоротника

Знойный серпень – маковка лета. В час уроченный в лоне трав густых горит алый цветок таённый – Перуна цвет.  Не угасить его ворогу – ветру. Папороть, папороть…

Лед и пламень сошлись в извечном единоборстве, и вся нежить мира слетела к холодному огню леса. Ликует навь. Играют, резвятся русалки в хляби тёмных вод.  Русалочья ночь  наступила – ночь на Купала.

Плывут венки  разнотравные по зеркалу рек- озёр:  девичьи страданья – чей у   родных берегов останется, чей же в туманную даль  унесёт, чтоб замужнею стать? Веселится младость у костров: парни с девками  красными  хороводят. Ведут речи тайные о любви нечаянной, и лишь я в горе – одиночестве стала ведьмой, ведьмой злобной, да коварною.

Уведу тебя, златовласого, чарами я у любушки нежной, той, что ласки дарил; сладким ядом слов опою. Ты душу Велесу могучему даруешь, мне ж  – сердце трепетно-живое. Тебя я страстью выпью без остатка, до дна, и … вновь одна.

В мгновение старик седой у ног прекрасной девы юной последний сделал вдох, и взор его угас.

В лоне трав густых, в тишине чащоб рождается цвет папоротника – Перунов цвет. Манит, колдовская манит ночь…

Воин

Качается зыбка. Погасла лучина, утро чуть брезжит сквозь муть окна. Женщина юная косу тяжёлую вкруг головы оплела. Молится всем богам, ждет супруга желанного с победою из далёких ворожьих земель.

Птиц грай  не слышен утром ранним, а над избою ворон злой вскружил, весть в ветра уронил – перо чёрное, да печальное…

Скрипнув, дверь отворилась, и руки чужие хваткой железной, одежды с неё срывали,  корону косы расплетя. Глаза хладные сказали ей: «Мёртв».

«Нет!  Пощади»,  –   кричала она в неверье; очи страха полны…

Вернулся воин младой, поклонился родным славянским богам, земле – матушке, дому милому:  - Встречай, Свет мой, жёнушка, Сокола ясного своего, да целуй!

Но тишина. Тишина лишь в ответ… Кровь застит взгляд иль слезы беды. Под кольчугой  смелому тесно сердцу в груди:  навечно застыла зыбка. Спит младенец, убит, не проснётся вовек, рядом – бездыханная мать. На вые нежной раны алый цветок и острый кинжал, зубом змеиным…

 - О боги, всесильные боги! Я узнаю тот кинжал! Брат бывший, тебя я найду, клянусь. Ты не уйдешь от мщенья – лютая за измену тебя ожидает погибель, иль я не воин!

Печаль. Росами землю кропила печаль…

Друг

На зорьке утренней ходил молодец за конём. Пахал землюшку – кормилицу. Он вдыхал её запахи пряные, разминал в горсти её жирную плодородную. Восхвалял богов с благодарностью – сеять рожь время уж подступило. После всходы ожидать – зелень первую, зелень новую.

Разливался в роще соловей, песней славил Солнце алое. Вдруг ветра, ветра, буйные ветра взъярились… Дышит бурей горизонт. Морок чёрный застит око дня. И по небу шум. и по небу гром – бог огня Перун молнией «играет». Среди бела дня опустилась ночь…

И споткнулся конь, захромав, упал. Поднимал коня добрый молодец – за узду тянул, да не вытянул. На руках нести не хватило сил. В помощь призывал он родных богов. Убивался - горевал молодец, встать коня просил: - Что же ты друг мой, Бурушка, не буянишь, исподволь не кусаешь удила? Вспомни, как ходили за победой в ратный бой, как скакали по горам и по долам!

Конь повел ушами… Он пытался встать, да не сдюжил, умирая захрапел, заржал, а в глазах человечья росла печаль. Слезою блестела печаль на горькой земле, сокрыта туманами.

 - Ты прости меня, Бурушка, в памяти сберегу я походы славные наши. Не единожды выручал меня ты от гибели лютой, что ж, за мною черёд от муки спасти и тебя, от муки, что Морена несёт. Не долго будет длится злая боль. не долго. Прости!

И сталь кинжала острая в сердце друга вонзилась… Кровь впитала земля. Пот и слёзы солоны в проливные канули дожди…

Сын

Заряницы грозные освещали горизонт, и катился гром по выси долгой. Всё смешалось: ливень ярый, буйны ветры, яркость молний. Озирал Сварог, отец небесный, широту своих владений. Власть Его – огонь в разрывах белых.

Рушила стихия, полны страха души и сердца. Но смотрел мальчонка малый вдаль с надеждой, из похода ратного ожидал отца. Ждал…

На щите несли отца его, ещё живого, со стрелой в груди. Кровь чернела на кольчуге, стыла смерть в глазах. Сына обнял он холодеющей рукою, меч ему вручил. Очи слез полны: - Жить не много мне осталось. Старший сын, надёжа, дом наш защити!

Ливень… Ливень отдалялся в ночь… Ночи канули в рассвет, и летело время чередою лет. Вслед за белыми снегами куклу – Масленицу жгли, и домой на гнёзда возвращались журавли. Пело лето красное, Авсень на коне летел…

Воина младого, сына удалого в путь – дороженьку провожала мать. Землюшку родную нёс он на груди. Материнских губ – заговором – на челе печать, а в руке сжимал память от отца – закалённую сталь клинка. В руке сильной…

Заряницы грозные освещали горизонт, и катился гром по выси долгой.

Предсказание

Он заре улыбался, златокудрый, в своём детском наивном сне. На чадушко, счастья полна, с любовью смотрела мать. К колыбели склонился отец: - Сын родился! Родился помощник! – и звонкий топор клал под люльку, чтоб вырос новый хозяин в дому. Оресницы ж судьбу предрекали иную – воином быть младенцу!

Рос малец удалой: и оратай он знатный, и жнец, за работой с дедами на равных. Надёжа рода, семьи опора – то орало в сильных руках, то коса. А в полях колосится жито, спеет…

Но Лихо Одноглазое ногою чужеземною вдруг земли русские попрало, лютует смерть, и … чёрные пожарища вокруг. Нет в живых уже отца и матери, братьев и дедов. Ворогом убиты, сгинули во тьму. Хаты нет родимой, и деревня выжжена дотла. Ветер злой развеял прах. Над полынной горечью вороны кружат.

Эхом в небеса катился клич:  - Братушки-славяне, Русь отстоим! Да поможет нам славный наш Дажъбогъ – Рысичей Отец!

Златокудрый храбрец заломил во дороге осину – не вернётся воин в родные края.

Последняя битва

Тихо в лагере – усталые спят люди и кони, лишь часовые дозором обходят посты, да в небо летят костры. Спит войско пред битвой тяжким сном непробудным. Только князь сотоварищи бдят. Думает князюшка думу горькую – уберечь как дружину верную от погибели злой и отчий край от врагов защитить?

Он молился богам, силы прося у неба, целовал Землю Мать Сыру, но, сжав кулаки, принял решенье:  - Воля Перуна – умереть нам в ратном бою!

Окрасил рассвет окоём горизонта, уж бодрствует княже. Спал ли, иль нет, небу известно. Встал князь под знамёна на белом коне – вёл войска за собою. Вперёд!

Плечом к плечу, ряды сомкнув, шёл строй за строем. Сияла сталь кольчуг под синью Сварги, блестел металл щитов, и громом шаги катились, шаги, шаги, и грозны лица были.

Хлынули волны – рать на рать, строй на строй. Рубились войска, себя позабыв, на поле бранном бряцала сталь. Смешала сеча живых и мёртвых, пот и кровь, друзей и врагов. Много времени продолжалась битва. Видел князь, как слабели его ряды – силы неравны.

Обратил князь взор ко Всесильному Роду, коня пришпорил – не чувствует боли, ран. Кровь ворожья на кольчуге, своя ли струится? Клич его прозвенел среди звона клинков: - Гой, славяне-братушки! Беду чёрную отведём от родимого дома, отстоим земли русские, где пращуры жили, где дети у нас народились, где нам жить! За Матушку Русь, в праведный бой!

И вновь сталь громыхала, кровь мешалась с землёй, проклятья, стоны и крики рвались из перекошенных ртов.

Клином яростным врезался князь со дружиной во вражий стан. И вот уж близка победа, желанная близка… Но вдруг копьё метнула меткое чуждая рука. Не охнув и стона не издав, князь древко переломил. Он зубы сжав, слабеющей рукой врагов рубил, рубил, и  меч его звенел, от крови красен.

Ликуй, Перун! Победа! Но тишина, тишина окрест... Пред людом, что остался от войска его большого, князь преклонил колено – просил он прощенья, и слёзы текли по лицу, по кольчуге - кровь.

Воина отважного смерть приняла в объятья хладные свои.

Моя Русь

Славянская Сварга смотрела в зеркальную гладь  рек, озёр. Там, в разрывах лазури, плыл лебяжий пух облаков. В вязкой ряске кувшинками выткан узор, и белыми  «метелями» ромашки солнцеокие стелили горизонт.

Русь. Моя Русь!

Вольный ветер гулял в разнотравье полей. Меж дремучих лесов зверь свободный бродил, и в высокие дали семицветье летело радуг, щедрые песни птиц, гик коней.

Сквозь тьму времён, сквозь небыль и быль, в душу мою тихой зарёю струилась Русь. Моя Русь!

Дубли

24.04.2011 г. (На Пасху)

Чью я дублирую жизнь?

Частица Христа живет во мне светом Его. Его раны – боль моей души. Я смиренно терплю, и, становясь пред Ликом на колени, прошу прощения. За всех. И за себя.

***

Я – пылинка Вселенной, воссозданная Творцом на этой планете Земля, сотканная из праха, и когда-нибудь в него же вернусь. Огонек моих пра-пра-пра… горит во мне.

 - Гой, славяне, мои предки! – ветер уносит мой голос в бескрайнюю даль.

- Я ваш потомок, потомок Великой Свободной Руси! Гой, славяне!

***

Мой микрокосм пульсирует во мне частицей… меня. Я пишу, а значит, еще дышу. И верую. Повторенье меня – мои сыновья. Мой мир из ладоней в ладони бережно я им передам.

- Раздайте его по строчке детям своим и друзьям.